Нам говорят, что нас мало. Что нас единицы. Что нас вообще нет. Власть старательно внушает всем, что мы исключение из правила и нас не надо слушать. Якобы мы ничтожный процент, статистическая погрешность, рябь на воде. При Хрущеве и Брежневе нас называли отщепенцами, при Сталине – врагами народа, при Ленине – белогвардейскими недобитками. Деспотическая власть всегда настаивала на единстве народа с ней и смехотворности сопротивления.
Нас миллионы. Но оружие и власть в руках правящего меньшинства
На самом деле никто точно не знает, сколько нас сейчас. Общественное настроение в России измерить нечем: нет ни выборов, ни честной социологии, ни свободной прессы. Но нас, противников авторитарного режима и войны с Украиной, в России точно не единицы. Нас миллионы. Но оружие и власть в руках правящего меньшинства.
На улицах российских городов вы не увидите патриотического ажиотажа и откровенных милитаристских настроений. Никто не проклинает украинцев и не славословит Путина. На уличных билбордах вы найдете пропаганду войны и призывы заключать контракты с армией, но взгляды людей скользят мимо наглядной агитации, не выказывая ни видимого восторга, ни заметного осуждения. Улица глухо молчит, но в стране официального единомыслия это молчание говорит о многом.
Да, страх репрессий сковывает общественный протест. Что ни день, то новые аресты и суды по политическим обвинениям, иногда настолько абсурдным, что кажется, будто попал в роман-антиутопию. Власть не прячет свой правовой цинизм от глаз публики – наоборот, она рекламирует произвол, чтобы посеять в обществе страх. Это инструмент террора, и противостоять ему трудно.
Тем не менее чуть не каждый день появляются сообщения о новых попытках поджогов военкоматов, офисов "Единой России", местных органов власти. Если столько людей решаются на такие жесткие действия, то можно представить, сколько же на самом деле просто несогласных с режимом. Чтобы как-то снизить в глазах общества серьезность протестов, власть придумала объяснять эти поджоги действиями украинских "телефонных мошенников", якобы предлагающих за деньги идти на преступление. Такое признание на следствии либо смягчает участь арестованных, либо дает им надежду на смягчение приговора. И власть довольна: корыстный мотив предпочтительнее идеологического.
Авторитарный режим творчески совмещает запугивание с пропагандой. По обоим этим инструментам тирании опыт в России накоплен немалый. Репрессии воспроизводят опыт позднего социализма, а порой и сталинского. Пропаганда нацелена на то, чтобы любой самостоятельно мыслящий человек чувствовал себя чужаком, аутсайдером, белой вороной в счастливой стае верноподданных. Для этого власть насколько может ограничивает доступ к информации и блокирует все попытки политического объединения противников режима, а наиболее активных из них метит званиями экстремистов, иностранных агентов и проводников западного влияния. По задумке власти общество должно быть атомизировано, а люди разобщены и страдать политической немотой – тогда власть узурпаторов может длиться сколь угодно долго. Если у людей отнять язык общения, они не смогут жить в обществе; если отнять у них политический язык, они не смогут построить справедливое государство.
Власть старается деморализовать общество, внушить людям чувство безнадежности, заставить сторонников демократии считать себя одинокими маргиналами, выброшенными на обочину общественной жизни. В этом подлом деле власть поддерживают те, кому идея безнадежно гиблой России помогает самоутвердиться, оправдаться и "хорошо" выглядеть на "плохом" российском фоне. Обличительная поза предполагает, что обличитель вне подозрений относительно того, что он критикует. Дешевый способ отбелить репутацию! Холопское сознание ищет пути возвышения над кем-нибудь, возможность почувствовать свое превосходство, посмотреть на окружающих свысока. А что для этого может быть проще, чем опустить ближнего?
Они пытаются убедить нас, что знают ситуацию в России гораздо лучше, чем те, кто в России живет
И вот немалое количество людей, в том числе среди российской эмиграции, вслед за кремлевской пропагандой твердят о всенародном единстве россиян с Путиным, о единодушной поддержке войны с Украиной, об отсутствии в России всякого сопротивления режиму. Они не опираются на факты, на информацию. Они ссылаются на свои впечатления, на свой круг знакомств, на дурных родственников или однокашников и на то, что им кажется логичным, в то время как это просто их догадки, рожденные стремлением к психологическому комфорту. Побудивший их к эмиграции страх перед режимом, перед возможными репрессиями они переносят на всех, кто остался в России. Они старательно не замечают никаких признаков сопротивления, а когда "не замечать" уже не получается, снисходительно отзываются о протестах как о ничтожных по количеству, бессмысленных по результату и во всех смыслах абсолютно бесполезных. Они с недоумением смотрят на наши попытки противостоять диктатуре и пытаются убедить нас, что знают ситуацию в России гораздо лучше, чем те, кто в России живет.
А что им еще остается говорить? Как выглядят уехавшие на Запад маститые оппозиционеры, статусные правозащитники, рассудительные политологи и пламенные публицисты на фоне, например, приговоренного за антипутинские листовки к 5 годам лишения свободы 15-летнего Арсения Турбина? Или на фоне арестованной в Петербурге восьмиклассницы, вывесившей на школьном стенде фотографии двух бойцов легиона "Свобода России"? Я вам скажу, как выглядят эти важные политэмигранты – смешно! Они стали политической мелочью, карикатурой на оппозицию.
Я думаю, что, когда Россия освободится от деспотического режима и откроются архивы госбезопасности, мы узнаем много интересного о тех, кто сегодня пытается обесценить сопротивление в России, усердно тиражируя в прессе и социальных сетях кремлевские выкладки о невозможности в нашей стране демократии и тщетности попыток создать стабильное гражданское общество.
Александр Подрабинек – московский правозащитник и журналист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
